Привет,
мы будем счастливы теперь и навсегда.
[indent]Дрожащие пальцы сжимают открытую бутылку виски. Под шаркающими кроссовками уже давно нет асфальта. На щеках осталось ощущение недавних слез.
[indent] Полчаса назад она согнулась в истерическом смехе посреди оживленной улицы. Все это казалось кошмаром, выдуманным ее больным воображением. Вся жизнь казалась ей одним большим кошмарным представлением в ее личном театре, и она смеялась, в желании закричать, что раскусила их всех. Раскусила их игру, сорвала маски. Сеанс окончен, можно расходиться, а главный актер делает поклон, не прекращая звонко, слащаво смеяться. От притворно взволнованных взглядов начинало мутить, презрительные и жалостливые взгляды отныне не ранили души, потому что теперь она знала – все это фальшь. Вся эта толпа - всего лишь аккомпанемент для удачного исполнения ее единственной роли длиною в целую жизнь. Все это она поняла вдруг так ясно, будто розовые очки треснули пополам, звонко разлетевшись на осколки.
[indent] Потом она бежала. Бежала быстро, задыхаясь от своего смеха и нехватки воздуха в легких. Запиналась о собственные ноги, о камни, поребрики. У нее развязались шнурки на кроссовках и совсем сбились мысы. Вот только это мало волновало. А волновало ли ее вообще что-то в этот момент? Вряд ли. Ни мнение окружающих людей, ни телефонные звонки, ни косые взгляды водителей. Казалось, даже если она разобьет сейчас нос, колени, руки (да что угодно, черт возьми) об асфальт, ей будет так же все равно. Эмили бежала вперед и оборачивалась через плечо, провожая взглядом дорогу, что оставалась позади. Ее тормозили только прохожие, в которых девчонка врезалась по пути, чуть ли не сбивая их с ног. Они кричали что-то вслед, но Эмили только смеялась, одаривая их счастливым, нервным хохотом.
[indent]Она все проебала за очередным поворотом, после которого смех комом застрял в горле.
Мы будем счастливы.
[indent] Через десять минут она уже плакала сидя около витрины какого-то захолустного магазина на окраине Голдспрингса. Плечи дрожали, беззвучные всхлипы срывались с искусанных губ, а объяснить, почему плачет, не может. Ее ветхая вера в завтра треснула и осталась за тем поворотом, после которого все лишилось смысла. Весь этот фарс был не больше чем ее личной трагедией, ее личным сумасшествием, на которое без смеха со стороны не взглянешь. Это был тот редкий вечер, когда эмоциональная нестабильность накрыла ее с головой, кидая из крайности в крайность и не позволяя ни на секунду вырваться из этого плена. Эта истерика была абсолютно безосновательна, но слезы продолжали катиться из под опущенных ресниц. Ее нутро заполнено пустотой, а ей все маломаломало и Найт продолжает глотать ебучее уныние как не в себя, загоняясь все дальше в пропасть, из которой не существует выхода.
[indent] Ее мысли – непрекращающаяся пытка. Акт насилия, который будет преследовать Эмили день за днем, год за годом всю недолгую жизнь. Он не закончится никогда. Да ей бы только день без мыслей. Один гребанный день. Но Найт сама роет себе могилу и отказывается от этой привилегии, пропагандируя веру в то, что если ты не думаешь – значит, ты мертв. Убеждает себя, что просто хочет верить во что-то, хотя бы в то, что она все еще жива, а на самом деле Эмили Найт просто чертова мазохистка, ведь возможность уйти в забытье у нее есть и в эту самую минуту, нужно просто захотеть, но она (не) хочет.
[indent] Прохладный ветер треплет темные волосы и сушит мокрые дорожки на щеках. Эмили все равно. На мир, на людей, на себя. Она смотрит на проезжающие мимо машины, ловит удивленные взгляды редких прохожих и ежится, пряча дрожащие руки в рукава. Закрывает глаза, выдыхает хрипло, шумно, и мантрой повторяет: не верь никому и не жди ничего.
[indent] Что с ней не так? Слишком много. Слишком много чего не так и никому этого не изменить. Найт кусает губы и вопрошает себя: «Стоит ли это того?». Усмешка на тонких губах, потому что ответ знает – не стоит. Она закидывает голову назад и подставляет лицо небу, по которому последними лучами катится зарево. Скоро будет совсем темно, и ее телефон начнет разрываться от нежеланных в данную минуту звонков. Дисплей загорается, но сенсор не реагирует на продрогшие до костей пальцы. Раз, два, на третий ей удается выключить смартфон и закинуть его в карман.
Мы будем?
[indent] Эмили боролась. Боролась всю свою сознательную жизнь. С эмоциями, с проблемами, с собой. С отцом, от которого до последнего вздоха, сделанного в старом семейном доме, ждала заботы и понимания. С матерью, умоляя ее вернуться, чтобы получить толику материнской любви. Она боролась, а потом вдруг перестала, задумавшись лишь на секунду: а зачем она это делает? И, Найт не нашла мотивации чтобы продолжать борьбу. Она переступила грань, за которой осталась надежда на что-то сказочное, светлое, доброе. Впереди виднелась лишь темнота, которая была чернее самого черного цвета на планете. Говорят, что за черной полосой в жизни всегда следует белая, однако сейчас Эмили не видела смысла в этой фразе, потому что казалось, что никакой белой полосы не существует. Что все это придумали оптимисты, чтобы такие как она холили и лелеяли надежду на то, что черная полоса когда-нибудь закончится. Не закончится.
[indent] Она не помнит, как купила алкоголь и не помнит, когда вообще успела засунуть деньги в карман толстовки. Не помнит, как сделала первый глоток – лишь обжигающее чувство, после которого захлебнулась кашлем. Не помнит и то, как добралась до пустыря - только боль в ноге, от улетевшего с обрыва камня, который лежал на пути. Все это утонуло в тумане молочного цвета, который заполонил ее разум плотной пеленой.
[indent] Огни ночного города были похожи на миллионы светлячков, рассыпавшихся на темное полотно. Губы дрогнули в подобии улыбки и девушка села на землю, поставив рядом бутылку. Она вытянула ноги, оперлась руками о холодную землю позади и шумно втянула запах свежести, который был непозволительной роскошью в пределах большого города. Впервые за вечер она могла насладиться тишиной внешнего мира, растворяясь в потоках холодного воздуха.
